Двадцать лет на Баку и Берлин,
Разрываясь живешь на два дома.
Двадцать лет твое сердце болит,
В вечном поиске края родного.
То свободы, а то теплоты,
Сердцу вечно чего не хватает.
И стремглав окунаешься ты,
В этот бег без конца и без края.
В этой гонке за призрачным счастьем
И погоне за синею птицей,
Одинокой боишься остаться,
Будь ты дома или за границей.
И сама теперь вряд ли поймешь,
Где в гостях ты,  где, будто бы, дома,
Где тут правда, а где только ложь,
Что роднее тебе и знакомей.
Хоть пытается тесно дорога
Две страны воедино связать,
Но ни та,  ни другая не могут
Окончательной Родиной стать.
Двадцать лет на Берлин и Баку,
Разрываясь живешь на два дома.
Двадцать лет с сильной болью в боку,
В вечном поиске края родного.

Снова лёг у стены, на боку,
Сердце схватит легонько, отпустит.
Вспоминаю я старый Баку,
С надрывающей голос мой грустью.
С неподдельной на сердце тоской,
По тому, что ушло безвозвратно.
Город мой — беззаботный такой,
Что отцом был мне, другом и братом.
Аккуратные наши дворы,
Где гоняли с ребятами мяч.
Суета и возня детворы…
Говорят, что мужчины не плачут.
Кто-то старую вспомнит Москву,
Киев старый кому-то приснится.
Ну, а мне до утра не уснуть,
В мне не ставшей родной загранице.
Снова лёг у стены, на боку,
Сердце схватит легонько, отпустит.
Вспоминаю я старый Баку,
С надрывающей голос мой грустью.

Рессор опорами скрипя,
Всегда готов стараться.
Шел ранним утром декабря
Троллейбус номер двадцать.
Свет тусклых фaр едва горит,
В преддверии возни.
Сидят в салоне лишь старик
И мальчик лет восьми.
Бакинский ветер — озорник,
Снег на краю обочин.
Спешaщий в школу ученик,
Старик — разнорабочий.
Трясет троллейбус вверх и вниз,
Идет поездка скучная.
Их свел в пути судьбы каприз,
Соизволение случая.
Хотя прошло немало лет,
Но помнит до сих пор
Тот мальчик старика совет,
Короткий разговор:
«Учись прилежно, мой сынок,
Старайся много знать,
Чтобы по жизни правду мог
От лжи ты отличать!»
Троллейбусы уже давно
По городу не ходят.
И дети в них тех стариков
Сегодня не находят.
Скрипел опорами рессор
Троллейбус номер двадцать.
Короткий с парнем разговор,
Без пaфосa, нотаций.

В моих осталась детских снах,
Такой спокойной, безмятежной.
Когда, в коротеньких штанах,
Бродил по улицам надежды,
Когда, на улицах любви,
В рубахе, купленной на вырост,
Желанным был и был своим,
С тех пор так много изменилось,
С тех пор, когда в её домах,
Дверей не запирали на ночь,
Соседи дома, мы в гостях,
О горе забывали напрочь.
Ушло то время безвозвратно,
Не отыскать к нему дорогу,
Дух чужеродный и развратный,
Её заполнил понемногу.
В моих осталась детских снах,
Моя любимая столица,
И просыпаюсь я в слезах,
Когда она мне ночью снится!

Когда то им он был родным,
Теперь его окутал дым,
Как по велению чьей то воли,
Неузнаваемый до боли,
Разъединивший их двоих,
Любимый город их стоит.
Он строил планов громадьё,
Они включали и её.
И в знак своей большой любви,
Букет тюльпанов подарил.
И в то, что все предрешено,
Хотел не очень верить, но…
Разделены реки два берега,
В России он, она в Америке.
Через года и расстояния,
Ускорил поезд расставание
Тюльпаны падали из рук,
И лишь колёс печальный стук…

В этом городе древнем легенда,
О любви первозданной гласит.
Омываема Каспия пеной,
Башня Девичья в море стоит!
Был правитель жестокий и дерзкий,
Больше мира любил свою дочь.
Но обычай правителей мерзкий
Был не в силах и он превозмочь.
Породниться со знатным чтоб родом,
И чтоб как то спасти свой престол,
С самым страшным в округе уродом,
Под венец свою дочь он повёл.
Ну а дочь, красоты была редкой,
Разговор откровенный ведёт:-
Что, мол, лучник отменный и меткий,
Лишь за лучника замуж пойдёт.
Оскорбленный и сломленный горем,
Он почуял свой скорый удел,
В самой гуще сурового моря
Башню тайно построить велел!
Для закалки её же сознания,
И других чтобы пыл укротить,
Он в объятия холодного камня
Дочь родную велел заточить.
«Пораскинет пускай, мол, мозгами,
Не спускать с неё евнухам глаз!
Иль из башни вперёд ей ногами,
Или замуж»,- таков был приказ!
Со своею смирившись судьбою,
Соглашаться с ним дочь не спешит:
Говорит, что покончит с собою,
Если в башню войти кто решит.
По любимой печалясь и тая,
Лучник в башню решает войти.
И не знал он, что ходит по краю,
Что у края стоит пропасти!
По шагам не узнала, наверно,
Показалось, чужой кто идёт,
Поглотила холодная пена
Тело девичье — вот и исход!

Ночные улочки Баку,
Желанной отдают прохладой.
Когда уснуть я не могу,
Принять меня бывают рады.
Ночные улочки Баку —
Бессонница, жара, тревога!
И я опять по ним бегу,
И принимает боль дорога.
Ночные улочки Баку
Мелькают в тусклом свете фар.
Я, как всегда, у них в долгу.
Ступнями пью я их нектар.
И сил уж нет совсем почти.
Еще чуть-чуть, совсем немного-
Лишь к дому может привести
Родного города дорога!

Город сошел с ума,
Темпы быстрей растут!
В душах людей зима –
Не спросят, не подойдут.
В городе негде жить,
В ящиках из стекла!
Может такое быть?
Женщина ль их родила?
Каменных джунглей закон
Жизнью правит людей.
Сердце одень в бетон
Прав ты, если злодей!