Потный грузчик в холодном порту,
Не жалел своё крепкое тело,
Днём и ночью, у всех на виду.
Делал молча он важное дело.
И не лясы часами точил,
Разрезая пространство руками.
Из последних, что в них было сил,
Он ворочал большими тюкaми.
Что поменьше в охaпку возьмёт,
Что побольше на спину положит.
Холод лютый его не берёт,
Ничего с ним поделать не может.
Чай зелёный элитных сортов,
Приготовлен из листьев, из кончиков,
В ресторанах больших городов,
Ждут ко сроку из влажных субтропиков.
Тампонажный для скважин цемент,
Футеровкa для домен кирпичнaя.
Лишь для отдыха времени нет,
Нет его до, почти, неприличия.
В бочках пиво, соленье и квас,
Напрягается сильно, потеет.
Хорошо, когда каждый из нас,
Занят только лишь тем, что умеет.
Потный грузчик и в холод и в зной.
Не жалел своё крепкое тело,
Представляя, по сути, собой
Элемент очень важного дела.

Разорваны канаты,
Повисли паруса.
Гроза морей когда то,
Теперь на якорь встал!
Распущена команда,
Расстрелян капитан,
Ведущий борт армады —
На мели, да в песках.
Облепленый моллюсками
Незнавший вод границ,
И с грустью смотрит тусклыми
Глазницами бойниц.
На штоках флаги спущены,
Да в трюмах ветра вой.
Возможности упущены,
Проигран важный бой.
Хотя и предоставлены
Игре шальной волны:
Ждут перемен как праздника,
Сердца надежд полны!

В деревне — тишь да благодать,
Событий — кот наплакал.
Жила у дома номер пять,
Голодная собака.
Любой испытывал жилец,
К собаке этой жалость,
Кто ей подбросит холодец,
А кто остатков малость.
И на хозяйских, на харчях,
Успев слегка разъесться,
Могла уже не замечать
Тепла людского сердца.
И лаяла на всех подряд,
Сперва не очень сильно,
В деревне, люди говорят,
Всбесившаяся псина.
Довольно многих покусав,
Почуяв запах крови,
Решила свой писать устав,
Собачью жизнь устроить:
Теперь собачья конура,
Должна на юг смотреть,
Чтоб солнце нежное, с утра,
Собачью грела шерсть.
Пусть лучшее лишь подают,
Для трапезы собачьей,
Что бы тепло, чтобы уют,
Лишь так, и не иначе.
Так было бы сто тысяч лет,
Коли не случай странный:
Пастух в деревню на обед,
Был приглашен, на званый.
И ночь была, и кровь лилась,
Короткий разговор,
Собачья жизнь закончилась,
В деревне с этих пор.
В деревне — тишь да благодать,
Событий — кот наплакал.
Своё по жизни место знать,
Обязана собака!

Там, где рождаются стихи,
Мои гуляют мысли,
И на границе двух стихий,
Как в воздухе повисли.
Там, где законы естества,
Уже почти не действуют.
Там правят мысли и слова,
И только после — действия!
Сокрыт от посторонних глаз,
Момент их появления,
И каждый раз — как в первый раз,
И мучают сомнения!
Там где рождаются стихи,
Молчат не только пушки,
И на границе двух стихий,
Там Лермонтов и Пушкин.

Кого-то сильно ранит слово,
Кому-то силу придаёт,
Заставит сердце биться снова,
Легко любой растопит лёд.
И не стесняясь в выражениях,
Через века и расстояния,
Без пафоса и искажений,
Слова до нас доносят знания.
Слова признания и любви,
Подобранные по заказу.
Порой доводят до крови,
Случайно брошенные фразы.
И в гневе брошенные вскользь,
Порой доводят до сумы,
Пронзают в миг сердца насквозь,
Печалят души и умы.
Причиной, сутью и предлогом,
Служили верно нам слова,
Но королевой диалога,
Всегда лишь пауза была.

Теперь лишь гречневая каша,
Среди проклятий и стенаний,
И шприц, заполненный поташем,
В гостиной с мягкими стенами.
Из мебели — лишь табуретка,
И та, привинчинная к полу,
Сквозь зубы в рот суют таблетки,
Всё — процедуры да уколы!
Прогулки лишь по расписанию,
И сон при ярком свете ламп.
Под наблюдением персонала,
И взгляд колючий как игла.
Теперь лишь гречневая каша,
Решётки крепкие на окнах.
И в жёлтый цвет фасад покрашен,
И дом — забытый, одинокий.