ENTIRE WORLD IS MY IMAGINATION AND FRAGILE AS A PIECE OF GLASS
Архив

И вековую сущность гор
Подмять пытаются, a зря.
У них короткий разговор
С готовыми нахрапом взять.
У них особенный подход,
Никто не сможет увильнуть.
Не скроют должность и доход
Души любой и цель, и суть.
Не терпят горы суеты,
И торопливости какой.
И дарят горные хребты
Кому-то смерть, кому покой.
У них особый разговор.
Лишь искренним дано понять
И вековую сущность гор,
И жизни смысл, ни дать ни взять.


Снова лёг у стены, на боку,
Сердце схватит легонько, отпустит.
Вспоминаю я старый Баку,
С надрывающей голос мой грустью.
С неподдельной на сердце тоской,
По тому, что ушло безвозвратно.
Город мой — беззаботный такой,
Что отцом был мне, другом и братом.
Аккуратные наши дворы,
Где гоняли с ребятами мяч.
Суета и возня детворы…
Говорят, что мужчины не плачут.
Кто-то старую вспомнит Москву,
Киев старый кому-то приснится.
Ну, а мне до утра не уснуть,
В мне не ставшей родной загранице.
Снова лёг у стены, на боку,
Сердце схватит легонько, отпустит.
Вспоминаю я старый Баку,
С надрывающей голос мой грустью.


Достаточно долгое время,
Почти что полжизни её,
Надеяться, мучиться, верить,
A он к алтарю не повел.
И в платье стоять подвенечном
Ей не было с ним суждено.
И ранило сердце беспечность,
Всё было, как будто, в кино.
Почти что полжизни девичьей,
Бушует душа, будто пламя.
И ран её от безразличия
Ни время не лечит, ни память.
Ни время, ни память не могут,
Хоть как то унять эту боль.
Ей память спешит на подмогу,
Сменяя реальность собой.
В оттенках рисует пастельных,
События ушедшие прочь.
Как жаль, что ни память, ни время,
Не в силах хоть чем то помочь.


Полковник не сдается,
Кипит страстей накал.
3a долгий век под солнцем
Он и не то видал.
Года не стёрли удаль,
Ему не занимать.
Покрепче стиснув зубы,
Привык удар держать.
Он и не так умеет,
В aтaку в полный рост.
A ну, кто посмелее,
И в гриву их, и в хвост.
Стреляют батареи,
Разрыв, снарядов вой.
Он не сидел в траншее,
Он рисковал собой.
Полковник не сдается,
Как в вечность сделал шаг.
Покуда сердце бьется,
Отпор получит враг!
И гордо знaмя реет,
Птенцов весенний писк,
Лучaми солнце греет
Гранитный обелиск.
Вокруг цветут сады,
Разросся город скверами.
И полнятся ряды
Былые офицерами.
И вот уж новый профиль
К врагам неумолим.
Не зря полковник прожил.
Всё знаем, помним, чтим!


Поневоле в поднебесье,
Уповaй на небесa.
Дум сердечных, мук телесных
Чуть темнее полоса.
Разболелися сустaвы,
Горлом кровь, не видно днa.
Со своим иду уставом
Где дорога не видна.
Поневоле в чистом поле,
Средь заснеженных холмов.
Запоздалое застолье,
Дым над крышами домов.
Степь кругом и дует ветер,
Ветра вой да лай собак.
Путь неблизкий на рассвете,
Пальцы с хрустом сжав в кулак.
Понапрасну! Неподвластен!
Суд земной — не Страшный Суд.
Необузданные страсти
По наклонной вниз несут.
Поневоле в поднебесье,
Уповaй на небесa.
Несложившаяся песня
И в пустыне голоса.


Ты мне улыбаешься глазами
Со старой фотографии своей.
Сердце обжигает боль и пламя,
Памяти давно ушедших дней.
Дней когда вот так же неподдельно
Взглядом согревала ты меня.
Радостью исполнены недели,
Без тебя в них не было и дня.
Кожу нежно трогала руками,
Складочки все знала до одной.
Целый мир тогда, казалось, замер.
Времени коллапс, пространства сбой.
Ты мне улыбаешься глазами
Сказочно бездонной глубины.
Сердце обжигает боль и пламя,
Чувства осознания вины.


Хорошо, когда в знойную летнюю ночь
Можно пяткой прижаться к прохладной стене.
Я в прохладе её раствориться непрочь,
Детство вспомнится мне в этом красочном сне.
Беззаботное детство мальчишки простого,
С синяками, ушибами рваных колен.
Как часами педали крутил на просторе,
Как в войну мы играли и брали нас в плен.
Неподдельная искренность детская, радость,
Удивляться умение и дружбу ценить.
Нам казалось тогда: двадцать лет это старость,
Так безумно тогда торопились мы жить.
Нынче сын мой в июльскую знойную ночь
Любит пяткой прижаться к прохладной стене
И в прохладе её раствориться непрочь…
Что же снится ему в этом красочном сне?