Её портрет, без всяких заголовков,
Любым романам сказочный пролог.
Ему сродни летящaя походка,
Как музыка её прекрасных ног.
Её фигура — лучшее, что было
В богатой жизни повидавших виды.
И блекнет всё, становится унылым,
Приняв её без боли и обиды.
Её душа, исполненa стремлений,
Таких же чистых, что исток причин.
Любовь её предметом вожделений,
Всегда являлась лучших из мужчин.
Её душа без всяких оговорок,
Любовь её, фигура и портрет…
Как жаль, что жизни век не очень долог,
Ведь чтоб постичь её не хватит многих лет.

Её талии тонкая линия
Украшает упругий живот,
И в далёкой Москве моя Лилия,
Среди холода стёкол живёт.
Среди холода и безразличия,
По асфальту стальным каблуком,
В отношениях вне рамок приличия,
Ей покой лишь по слухам знаком.
Как росток сквозь асфальт пробивается,
Через сонму проблем и невзгод,
Не ломается, не прогибается,
Совершенствуясь из года в год.
Её талии тонкая линия,
И полёт безконечных ресниц,
И в далёкой Москве моя Лилия,
И любовь, что не знает границ!

На японских коленях лежал,
В уголке на турецком диване.
По-японски, немного дрожа,
Говорила она своей маме:
«Мол такая вот ночь за окном,
Пусть он с нами сегодня останется»,
Понимать я пытался с трудом,
Разговор азиатской красавицы.
На диване вдвоём, в уголке,
Мои ласково гладила волосы,
И на, мне неродном, языке,
Убаюкивала нежным голосом.
Утром слёзы, и в сердце тоска,
Суета молодых стюрадесс,
И моё ей: «О ГЕНКИ ДЕСКА?»
И её мне в ответ: «ГЕНКИ ДЕС!»